Если выйти из метро на станции ВДНХ, то невольно засматриваешься на острый шпиль ракеты, вздымающейся в московское небо. А у подножия обелиска Космонавтики памятник скромному учителю калужской гимназии К. Э. Циолковскому.
Все в этом уголке Москвы напоминает о Космосе. И улица Ф. А. Цандера — одного из первых, кто попытался запустить ракету. И домик С. П. Королева, воля и ум которого превратили мечту калужанина в действительность.
Немного дальше — Звездный бульвар, где жил еще один калужанин, о котором нельзя не сказать. Особенно врезалась в память первая встреча.
В майский день 1964 г. я позвонил у двери в квартиру А. Л. Чижевского, того самого, кто написал предисловие к книге К. Э. Циолковского «Ракета в космическое пространство». Встретил сухощавый мужчина в темном костюме и белой рубашке. Естественно, первый вопрос о Циолковском. То, что я услышал, было живой историей. Судьба свела А. Л. Чижевского с Константином Эдуардовичем еще в 1914 г. В те годы семья Чижевских перебралась в Калугу, и молодой Александр быстро нашел общие интересы с К. Э. Циолковским. Еще бы, ведь с детства его интересовала астрономия. И уже в 1915 г. в Московском археологическом институте он читает доклад «Периодическое влияние Солнца на биосферу Земли».
Создание сайтов Lidnet. Профессиональное сопровождение сайта – грамотный выбор для бизнеса, позволяет с комфортом и минимальным участием
Вскоре они стали друзьями — «друзьями по науке», подчеркивает Александр Леонидович. Константин Эдуардович был внимательным собеседником и строгим судьей, когда дело касалось науки. «Накапливайте материал. Побольше и пошире, — говорил он нередко,— пока это только интересно, а надо, чтобы было научно убедительно, строго».
Разумеется, А. Л. Чижевский не мог пройти спокойно мимо небольшой заметки, появившейся в газете «Известия» за 2. X 1923 г. под заголовком «Неужели не утопия?». В ней говорилось о том, что в Мюнхене вышла книга профессора Германа Оберта «Ракета к планетам», в которой строго математическим и физическим путем автор доказывал, как с помощью современной техники можно достичь космических скоростей и преодолеть силу земного притяжения. Идея книги совпадает с опытами американского профессора Голларда, который выступил с сенсационным планом отправки ракеты на Луну.
Кроме описания машин и аппаратов, способных преодолеть земное притяжение, Оберт доказывал также, что организм человека в состоянии выдержать путешествие к планетам и что машина может вернуться обратно на Землю.
Автор останавливался также на практическом вопросе о доходности такого предприятия. И в заключение говорилось о том, что такие ракеты, описывая путь вокруг Земли, сами становятся небольшими лунами и могут быть использованы как наблюдательные станции и т. д. Не было забыто и стратегическое значение таких искусственных лун...
«Заметка как пружина подбросила меня к книжным полкам,— вспоминает А. Л. Чижевский. — Вот книжная летопись 1903 г.««Новости науки». Под фамилией Циолковского ясно значится название его работы: «Исследования мировых пространств ракетными приборами». За 20 лет, прошедших с тех пор, специалисты должны были познакомиться с этим трудом. Звоню в редакцию. Отвечает сотрудник газеты Ф. Капелюш. Объясняю суть дела. Следует неутешительный ответ: «Так это же утопия! Приоритет в области утопий науку не интересует, кстати, Жюль Верн еще раньше написал свою книжку «Из пушки на Луну».
Отправился в редакцию и еще раз объяснил важность дела. С трудом разыскал следы самой книги Оберта, чтобы воочию убедиться в близости его соображений к выводам нашего соотечественника. Сомнений не оставалось — речь в книге шла о том, что и в статье 1903 г.
На другой день выехал в Калугу. После разговора с Константином Эдуардовичем решаем пойти к заведующему Калужским губнаробразом Н. Н. Костромину. Тот внимательно выслушал нас и тут же позвонил и договорился с типографией о перепечатке работы. Однако в типографии не было свободной бумаги. С бумагой помогли на Кондоровской бумажной фабрике, в 40 верстах от Калуги, куда нас направил Н. Н. Костромин, но с условием: прочитать цикл лекций. Читаю лекции по медицине и биологии рабочим. Они остаются довольными, а я получаю бумагу и отвожу ее в типографию. Решаем с Константином Эдуардовичем печатать книжку на немецком языке, но в типографии латинского шрифта хватило бы только на несколько страниц. Тогда договариваемся дать по-немецки только предисловие, написанное мной. Если предисловие будет прочитано, книгу переведут, благо в Германии русских переводчиков в те годы было сколько угодно.
В январе 1924 г. книга наконец-то выходит. Забираю 300 экземпляров и увожу в Москву. Несколько дней разыскиваю нужные адреса ученых, связанных с воздухоплаванием, важнейших библиотек и учреждений в 10 странах мира. Оберту и Годдарду высылается по 10 экземпляров. На бандероли обратный адрес, конечно, калужский — улица Жореса 3, К. Циолковскому.
Через несколько месяцев получаю письмо от Константина Эдуардовича: «Вам нужно было бы побывать у меня. Шершевский (из Берлина) просил передать Вам коллегиальный привет, как моему «помощнику». Вероятно, Вас произвели в эту должность по Вашему немецкому предисловию...».
Оказывается, Г. Оберт передал для перевода полученную книгу своему ближайшему помощнику, инженеру А. Б. Шершевскому, поляку по национальности, У них с К Э. Циолковским завязалась оживленная переписка. Профессор Г. Оберт писал:
«Многоуважаемый коллега. Большое спасибо за присланный мне письменный материал. Я, разумеется, самый последний, кто стал бы оспаривать Ваше первенство и Ваши заслуги по делу ракет... Я был бы, наверное, в моих собственных работах сегодня гораздо дальше и обошелся бы без тех многих напрасных трудов, зная Ваши превосходные работы».
Это лишь один эпизод из истории этой многолетней дружбы. Внимательно вглядываюсь в лицо Александра Леонидовича. Оно бледное, усталое. Но уходить нельзя— столько интересного знает этот человек.
Вот модель аэронизатора, которому предназначалось висеть в залах Дворца съездов. И последовал рассказ об отрицательных аэроионах, живительные струи которых, срываясь с тонких игл, приносят в тесную московскую квартиру воздух морского побережья.
Все началось с опыта, поставленного в начале века. В герметическую камеру с животными подавали воздух через тампон ваты. Несмотря на отличный воздухообмен, животные быстро хирели и гибли, а в соседней камере без ватного фильтра они оставались резвыми до конца опыта. Отсюда и возникла идея аэронификации. В середине 30-х годов Александр Леонидович буквально сутками не выходил из лаборатории, экспериментируя с людьми, животными и микроорганизмами, подверженными влиянию ионизированного воздуха. В итоге скот прибавлял в весе, давал большие удои, повышалась яйценоскость кур и снижалась смертность молодняка. Но для развития опытов требовались многие годы наблюдений. Грянула война, и в тяжелых обстоятельствах ученый не оставлял своей идеи.
Я вспомнил об этом рассказе совсем недавно, читая газету «Правда» летом 1973 г. В разделе «Наука раздвигает горизонты» статья под названием «Витамины воздуха». Повторение опытов .30-х годов, но в более широком масштабе. А результаты те же. От 30 коров за период стойлового содержания только в счет установки аэронизатора получено лишних 5000 л молока. В среднем же, по данным Всесоюзного института экспериментальной ветеринарии, надои молока увеличиваются под влиянием ионизации воздуха до 500 кг на каждую корову. Полтонны молока без прибавки корма!
В этом человеке удивительно сочетались самые фантастические идеи с обычными делами. Характерный пример. По ходу изучения ионизации пришлось испытать не только воздух, но и воду. Чтобы отчетливее видеть эффект ионизации при распылении тонких струй воды, ее пришлось подкрасить. Как только краска пошла из пульверизатора, сразу же стало ясно, что электрическое поле позволяет получить тонкую дисперсию капель, которые не разбрызгивались но сторонам, а сплошным слоем «прилипали» к заряженной поверхности стен или предметов. Краска ложилась ровным слоем и не давала обычных подтеков. Расход ее сокращался в несколько раз, по сравнению с общепринятым методом окраски распылителем. Проект получил патент в конце 30-х годов, но до послевоенного времени о нем никто не вспомнил, пока жизнь не заставила обратиться к методу Чижевского в связи с массовым развитием красочного производства. Сейчас этот метод стал основным на любом крупном предприятии, имеющим дело с покраской материалов.
Стол, за которым вы сидите, вагон метро, в котором вы направляетесь на работу, или самолет, несущий вас в дальнее путешествие, короче, все, начиная от детских игрушек и кончая океанскими лайнерами, красится в электрическом поле.
Но этим не исчерпывается проблема ионизации. Люди в закрытых помещениях испытывают электрический голод. Стоит ли говорить о важности этой проблемы, когда только в нашей стране из 250 млн. жителей почти половину составляют горожане, проводящие большую часть своей жизни в помещениях.
Александр Леонидович был очень интересным собеседником. По ходу разговора он любил отвлечься на другие темы, не относящиеся непосредственно к делу. И лишь потом, вспоминая тот или иной разговор, можно было понять, что в сущности речь шла об одном и том же, только с различными комментариями. Так и в тот день, заговорив об известном иркутском геофизике В. Б. Шостаковиче, oн вспомнил с улыбкой забавный случай. Как-то, побывав на его квартире, Александр Леонидович заметил большой замок на крышке рояля. На немой вопрос Чижевского В. Б. Шостакович ответил, что к нему часто забегает племянник, тоже любитель музыки, но он настолько оглушительно бьет по клавишам, что каждый раз после его посещения приходится вызывать настройщика роялей. И сразу же после отступления Александр Леонидович продолжал рассказ о том, что Шостакович первым провел статистический гармонический анализ циклов заболеваемости холерой.
Или другой оборот разговора: рассказывая об одной из особенностей солнечной деятельности, он к слову продекламировал строку из стихотворения. Оказалось, на полках стоят его дневники, заполненные стихами.
Круг интересов А. Л. Чижевского был огромен. Но все научные интересы его концентрировались вокруг одного вопроса — вопроса к Солнцу. Почему, как, какими путями солнечная активность действует на жизнь? Все остальное было побочным выходом из разработок этой главной идеи. Аэронификация? Так она же тесно связана с проблемой солнечного эффекта ионизации внешней среды!
Говорят, что особым направлением научных поисков этого ученого было изучение структуры движущейся крови. Но эритроциты интересовали его как один из замечательных объектов живого, несущего электрический заряд. Красные кровяные шарики, а точнее двояковогнутые диски, катятся с кровью и за счет их вращения возникают конвенционные токи и миниатюрные магнитные поля. Изучение гемодинамики также тесно связано с исследованием влияния физических факторов внешней среды.
С таким убеждением покидал я гостеприимную квартиру на Звездном бульваре. В прихожей, как это часто бывает, электролампочка давала особо яркий свет, и я вдруг заметил ожоговую черноту над белым воротом рубашки. Уже после узнал —это след рентгеновского облучения. Рак горла... Поздно.
А тогда, напоследок, ничего не подозревая, окинув взглядом написанные рукой хозяина светлые акварели, вышел за двери. И долго оставалось ощущение чистого воздуха, невидимых ионов. А может быть, это электризация от мыслей интересного собеседника? Может быть.
Как-то А. Л. Чижевского метко назвали «Пронизанный Солнцем». Действительно, вся его жизнь была посвящена изучению космического воздействия на биосферу. Он впервые смог охватить все многообразие возможностей солнечного влияния, всю пестроту и многогранность солнечно-земных связей в биосфере. Девиз его творчества «Солнце — людям» теперь подхватили и несут многие научные коллективы, о работе которых мы очень кратко постарались сказать.
